«Года к суровой прозе клонят»

Пожалуй, самому именитому белгородскому поэту, а также прозаику, эссеисту и публицисту, и человеку многих других литературных талантов Станиславу Минакову недавно исполнилось 65 лет. Судьба его полна изломов, напрямую связанных с новейшей историей постсоветского пространства. Родившийся в Харькове, детство и юность он прожил в Белгороде, затем опять жил и работал в Харькове, а после событий 2014 года снова вернулся в Россию, в наш город. Юбилей, пусть и некруглый, неплохой повод поговорить со Станиславом Александровичем о жизни, о творчестве, о судьбе. Чем мы, собственно говоря, и воспользовались.

— Александр Межиров писал: «До тридцати поэтом быть весьма почётно, и срам кромешный после тридцати…» Так каково живёт­ся поэту, отметившему 65? Есть ли желание и вдохновение писать стихи?

— Межиров — один из любимейших моих поэтов, но в афористичной сло­весной формулировке неизменно скры­то и её отрицание. Ну вот, к примеру, поздний Тютчев чудесен: «О, как на склоне наших лет / Нежней мы любим и суеверней…». Один из величайших шедевров русской лирики, невыносимо прекрасный «Можжевеловый куст» на­писан 54-летним Заболоцким за год до кончины. Гёте начал своего великого «Фауста» после шестидесяти, Рабин­дранат Тагор начал слагать стихи после семидесяти, и теперь мы поём его поэму под музыку гениального Рыбникова: «Я улетаю, и ветер несёт меня с края на край…». Так что есть прецеденты. Был бы огонь. В этом возрасте просто уже нет свинячьего восторга и козлячьих прыжков. А есть «ровное свечение плаз­мы», как сказал бы физик. Было бы здо­ровье. Что до меня, то я всегда стихов писал немного. Сейчас пишу ещё мень­ше. «Года к суровой прозе клонят». Это написал ушкин. Между прочим, в трид­цать лет. А надо ли много стихов? Кто их прочтёт? Бродский у Тютчева насчитал четырнадцать «хороших» стихотворе­ний, Куняев у Смелякова — три десятка. Разве мало?

— Поговорим немного о жизненных перипетиях. Десять лет назад по­сле известных событий ты вернул­ся в Белгород. Как живётся сейчас в городе примерно с 350-тысячным населением после миллионника?

— Мне было легче, чем другим, ведь «я вернулся в свой город, знакомый до слёз», где рос и формировался как личность, где живёт множество моих родичей, а также добрых друзей и зна­комцев. Правда, ненавистники тоже подтянулись, ну это, как водится, — на меня оносы пишут со студенческих времён.

Возможно, нам когда-то в прежние годы, может, и резонно казалось, что Харьков — покультурней, понаучней, по­промышленней, поинтеллектуальней. Ведь наш Станислав Косенков художе­ственный вуз окончил в Харькове. Да и вообще, сколько белгородцев в Харько­ве учились! В моей книге «Русский Харь­ков» есть глава «Харьков как Антиохия». Самоценный, самодостаточный город-космос. Так было. И при Россий­ской империи, и в советский период. А что сейчас? «Всё прошло, всё умчалося в невозвратную даль…».

Относительный культурный голод я, возможно, здесь и испытывал бы, если б был молод и здоров. А нынче где она, культура, вообще? Истончилась. И пре­бывает по большей части в тени. Но зато у нас теперь есть утешительный Интернет.

 

СПРАВКА «НБ»

Станислав Александрович Минаков родился в Харькове в 1959 году. В 1961 году переехал с родителями в Белгород. Окончил восемь классов средней школы № 19, затем Белгородский индустриальный колледж и харьковский институт радиоэлектроники. Долгое время жил и работал в Харькове. В 2014 году по политическим мотивам вернулся в Белгород.

Как поэт публиковался в журналах, альманахах, антологиях, хрестоматиях, сборниках многих стран. Его стихи переведены на разные языки мира. Является лауреатом многочисленных международных и всероссийских литературных премий. Также известен как прозаик, эссеист, публицист, литературный критик и переводчик. Член Союза писателей России, член национального союза писателей Украины (1994 – 2014), член русского ПЕН-центра.

 

— Много ты нынче пишешь публи­цистики. Диктует время? И в связи с этим ещё вопрос: вообще должен ли писатель, поэт, в частности, реагировать (я не о публицистике) на сиюминутные события? Ведь многие, на мой взгляд, просто па­разитируют на том, что на слуху, пытаясь актуальностью заслонить отсутствие таланта.

— Публицистику я пишу двадцать лет. Причём на разных направлениях. Ли­тература, искусство, культура, право­славие. Политическим публицистом и аналитиком меня вынудил стать на­сильственно насаждавшийся «проект «Украина». Уколы остронаправленного ядовитого жала я особо ощутил в оран­жевом 2004 году и коричневом 2014-м.

Русская традиция, в том числе писа­тельская, заведомо предполагает не­равнодушие к ближнему и Отечеству, гражданственность и ответственность. Со школьной скамьи помним некрасов­ское: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».

И нет для нас новизны в том, что бес­таланных много, а талантливых мало, что притворщиков, имитаторов много, а искренних и подлинных мало, что за­вистников и доносчиков много, а откры­тых — мало. Но чтобы привыкнуть к это­му, нужен большой труд души.

Патриотизм, я убеждён, глубоко ин­тимное, деликатное чувство, проявляющееся делами и судьбой. Заявлять «я — патриот» или требовать этого от кого-то, пенять кому-то за «недостаточ­ный патриотизм» — дурной тон. А в неко­торые эпохи, как мы помним, и преступление. Когда я в Харькове в 2014-м дал несколько интервью «Российской газе­те», немецкому «Шпигелю», «Римской газете», где утверждал, что я — «чело­век Российской имперской парадигмы», меня исключили из союза писателей Украины.

— Можешь ли оценить общий уро­вень белгородской литературы, назвать талантливые имена. Мне иногда кажется, что она немного скучновата.

— А что значит «скучновата»? Какого веселья мы жаждем? Как в шоу Петро­сяна, КВНе, Камеди-клабе? Оживлён­ного сюжета? Достоевский говорил, что интрига уголовной фабулы романа есть лишь знак писательского уважения к чи­тателю.

И что ты вкладываешь в понятие «белгородская литература»? Наличие мастеров «с лица необщим выраже­ньем»? Тогда вопрос: Распутин и Вам­пилов — иркутская литература? Шукшин — алтайская? Носов и Воробьёв — курская? Рубцов и Белов — вологодская? Нет, это великая русская, единая и разно­образная литература, авторы которой жили или живут там-то и там-то, уходя корнями в родную почву, так сказать, по месту жительства, а ветвями — в рус­ское небо.

В этом смысле ни 36-летний Максим Бессонов, ни отметивший 15 сентября 70-летие Юрий Савченко (спрошу: «Зна­ешь ли такого?» и отвечу: «Почти никто в Белгороде не знает!»), родившийся в Харькове и тринадцать лет назад при­бывший из Москвы на поселение в Но­вую Таволжанку, — ни разу не «белгород­ская литература». Это частица великой русской литературы, я думаю.

— А вообще нужна ли литература сегодня? Читают ли люди? В чём её роль?

— Кому нужна литература? Мысль о тщете нашего труда была присуща и ве­ликим. Борис Чичибабин в своём самом знаменитом стихотворении вздохнул: «Одним стихам — вовек не потускнеть, / Да сколько их останется, однако!». Но не следует забывать главное — Русская цивилизация есть цивилизация Слова и слов. Австрийский поэт Рильке утверж­дал, что все страны граничат друг с дру­гом, и только Россия граничит с Небом. В том и роль русской литературы. Люблю цитировать назидание Баха, данное ученикам и коллегам, что музыка должна служить делу спасения душ или славить Господа, и если это не принимается во внимание, то получается «монотонный шум или дьявольское теньканье». Нам сверху спущены директивы: «Делай, что должно, и будет тебе», а также «Не за­рывай дара своего».

— Можно ли в возрасте 60+ гово­рить о планах? И если да, то какие планы? Их больше или меньше, чем было в молодости?

— На удивление, в последнее деся­тилетие, в мои новобелгородские годы опубликована дюжина моих книг разных жанров, включая паломнические очер­ки, — в Питере, Москве, Белгороде. Сей­час подготовил и готовлю к изданию в наших столицах ещё несколько, и в них немало материалов, связанных с родной Белгородчиной. Но здесь это интересно единицам. Много публикаций в толстых журналах, антологиях, хрестоматиях, сборниках. Некоторые книги приобре­тены крупными зарубежными библио­теками. Но в некоторых центральных белгородских о некоем Минакове слы­хом не слышали, а на Украине мои книги, наверное, уже сожгли вместе с миллионами томов русской литерату­ры. В нескольких университетах России и зарубежья (но не в БелГУ) изучают и переводят мои сочинения — стихи, эссе, публицистику, проводят семинары, пи­шут и публикуют статьи, дипломные и курсовые работы.

В июне взялся писать обзор совре­менной поэзии на тему «Русской весны», Новороссии, СВО, бывшей Украины, а он неожиданно вырос до размеров кни­ги. «Мнемозина с гвардейской лентой». Подзаголовок: ««Русская война» и стихи нового века. Мотивы, образы, имена». Первая часть опубликована в журнале «Алтай», с сокращениями. Продолжение следует. Но уже поступили просьбы «со всей Руси великой» — разместить «Мне­мозину» в разных сборниках. А я мечтаю увидеть её отдельной книжкой.

 

Беседовал Андрей ЮДИН
ФОТО БОРИСА ЕЧИНА И ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА СТАНИСЛАВА МИНАКОВА

Exit mobile version