Минно-взрывные травмы и гражданские врачи

С февраля 2022 года белгородские медики почти ежедневно сталкиваются с поступлением пострадавших от разрывов боеприпасов. Сотрудники городской больницы № 2 и службы медицины катастроф Белгорода делятся своим опытом спасения мирных жителей от ранений, с которыми они никогда не сталкивались в мирной жизни.

Минно-взрывные травмы и гражданские врачи

Глядя на прекрасные цветы, окружа­ющие этот опустевший участок земли, и не скажешь, что по ним прошла мощ­нейшая ударная волна. Они уцелели в двадцати метрах от эпицентра взрыва, который полностью разрушил дом. Со­седний частично сохранился, хотя для жизни уже не пригоден. В нём жил врач, хирург высшей категории. Он был здесь в тот роковой момент. Жилища он ли­шился, но при этом выжил. Более того — продолжил работать, можно сказать, как прежде. Только раньше оперировал на органах, поражённых болезнью, а те­перь извлекает из ран осколки. Белго­родские врачи столкнулись с новой ре­альностью.

— Наша жизнь изменилась после 24 февраля 2022 года. Я в своей практике никогда не мог представить, что буду оказывать помощь пациентам с тяжё­лыми минно-взрывными ранениями, — признаётся анестезиолог-реаниматолог Игорь Озеров.

— Мы же как гражданские врачи не ра­ботали с этим никогда. У нас плановая медицинская помощь. Я вообще зани­мался одной ортопедией, — говорит трав­матолог-ортопед Александр Гилёв.

— Основной особенностью черепно- мозговой травмы при минно-взрывном ранении является обширность повреж­дения, и не только головного мозга и покровных структур, но и самого черепа и его костей. Данные травмы в травма­тологии и нейротравматологии являют­ся наиболее тяжёлыми. С началом СВО их стало гораздо больше. Зачастую это гражданское население, и такие пациенты поступают практически каж­дый день, — рассказывает нейрохирург Сергей Карпенко.

— Сама минно-взрывная травма имеет комбинированный характер воз­действия на пострадавшего челове­ка, обусловленный как ударом взрыв­ной волны, так и механическими (от разлетающихся осколков), а также термическими повреждениями, — пояс­няет врач медицины катастроф Артём Губарев.

Происходит глубокое, иногда до де­сятка сантиметров, разрушение тканей, когда сосуды и нервы превращаются в месиво, мышцы отслаиваются от костей и всё это сочетается с ожогом. Во мно­гом тяжесть такого ранения в том, что впоследствии развивается обширный некроз повреждённых тканей.

— Конечность назад пришить мы не можем физически при таком ранении, потому что сосуды и мягкие ткани раз­рушаются полностью. Если мы видим участок повреждения 10 сантиметров, например, это не значит, что дальше в обе стороны эти ткани живы. Очень сложно контролировать отмирание тка­ней после этого размозжения. Поэтому военные хирурги настаивают на том, чтобы не шить раны: остановили крово­течение и смотрите, как дальше будет, обложили повязками — делайте вторич­ную хирургическую обработку. Если за­шить, начнётся нагноение. Только когда мы видим, что ткани стабилизированы, начинаем зашивать, — объясняет Алек­сандр Гилёв. — Даже перевязать паци­ента с минно-взрывной травмой — очень кропотливая и тяжёлая работа, которая занимает много времени, ведь это не одна рана, а множество. Но это ещё и морально очень тяжело. Вот у нас сей­час лежит молодая женщина, ей около 30 лет: оторвана кисть, сломана голень. Помочь спасти кисть мы ей не могли — нечего было спасать…

— Часто поражается сразу несколько анатомических областей: грудная клет­ка, живот, конечности. Это большая кро­вопотеря, болевой шок, к тому же паци­енты не всегда могут быть доставлены в ближайшие несколько минут, — отмечает хирург Вадим Прах.

Бывают такие случаи, особенно если обстрел произошёл где-то в отдалённых от административного центра районах, что больного принимают поэтапно. Как это происходит, рассказал Артём Губа­рев. Фельдшерские бригады приезжают на место обстрела, оказывают помощь. В случае если пострадавший тяжёлый, ему требуется незамедлительная интен­сивная терапия, перевод на ИВЛ, под­ключаются реанимационные бригады экстренного реагирования, уже врачеб­ные, определяют точку эвакуации, где будет происходить передача пострадав­шего. Они оснащены кардиомонитора­ми, которые могут измерять давление и сатурацию, а также более совершен­ными аппаратами искусственной венти­ляции лёгких. Врачебные бригады могут устанавливать центральный венозный и внутрикостный доступ. В них вклю­чён нестезиолог-реаниматолог — тот самый врач, который первым встреча­ет тяжёлого больного в стационаре, с той же квалификацией, отличие — в его возможностях на выезде. Например, проводить полноценное переливание крови в карете скорой не получится. Но при необходимости можно не про­сто обезболить, но и ввести пациента в аркоз.

Оперативная обстановка заставила врачей ознакомиться и с сортировкой пострадавших, пришедшей из военной медицины.

— В первые же дни к нам приехали врачи из военных госпиталей Москвы и Санкт-Петербурга. Они читали лекции, показывали, как проводить первичный осмотр пациентов и их сортировку, — рас­сказал Вадим Прах.

Медицина катастроф тоже знакома с этим понятием.

— Бывает ситуация, когда количество пострадавших значительно превышает число эвакуаторов, и нет возможности подойти к каждому. Для этого и суще­ствует сортировка.

Она имеет четыре основных цве­товых маркера: красный цвет — есть серьёзные нарушения и угроза жизни (сюда же попадают беременные и дети вне зависимости от степени тяжести); жёлтый — люди, которые не могут само­стоятельно перемещаться, но при этом стабильны гемодинамически, не име­ют серьёзных нарушений по дыханию и кровообращению или угнетения со­знания; зелёный — легкораненые, спо­собные самостоятельно передвигаться; чёрный — люди в состоянии клинической смерти или с травмами, не совместимы­ми с жизнью, — поясняет Артём Губарев.

Такова суровая необходимость, ведь пока единственная бригада на месте обстрела будет реанимировать безна­дёжного «чёрного», умрут истекающие кровью «красные», у которых шанс ещё есть. Сортировка продолжается и в больнице.

— За долгое время работы стацио­нара с массовыми поступлениями мы имели дело крайне редко. Буквально с 24 февраля 2022 года пришлось с этим столкнуться. Тут важно определиться, кому, в какую очередь, где, кто и какую будет оказывать помощь. Поэтому наше приёмное отделение чётко разделено по линиям транспортировки и по зонам, куда больные заводятся, — рассказывает хирург Николай Дорофеев.

— Скорая помощь выгружает паци­ента на каталке, и он сразу поступает в приёмное отделение. Если его жизни что-то угрожает, его везут в противо­шоковый зал, если нет, но он в тяжёлом состоянии — по оранжевой линии посту­пает в каталочный зал, а если в более лёгком — в зелёный. 30 декабря к нам одномоментно привезли 80 гражданских пациентов с минно-взрывной травмой. Нас в институте учат лечить болезнь, а тут совсем другая ситуация: ещё 10 ми­нут назад все эти люди были здоровы, а сейчас их жизни в критической опас­ности. К такому сложно подготовиться, — поделилась главный врач городской больницы № 2 Ольга Мевша.

При минно-взрывной травме постра­давший, как правило, теряет большой объём крови. Оставшийся объём не может справиться с транспортировкой кислорода к органам, и наступает шок. В противошоковом зале анестезиологи- реаниматологи совместно с хирургами и травматологами оценивают тяжесть состояния пострадавшего и превали­рующую травму. Дальше идёт борьба с кровопотерей, стабилизация давления и дыхания, и уже примерно через полчаса пациент поступает в операционную.

— Минно-взрывная травма — это мно­жественные повреждения, которые тре­буют работы мультидисциплинарной бригады, состоящей из сосудистого хирурга, нейрохирурга, травматолога- ортопеда. Если кость можно стабили­зировать, то повреждение сосудов и нервов — это очень серьёзные послед­ствия. Что же касается мягких тканей, то тут всё очень непредсказуемо — даже самое незначительное внешне повреж­дение может оказаться катастрофиче­ским, — отмечает Александр Гилёв.

— Порой невозможно понять, как про­шёл осколок или иное инородное тело. Если ранее мы сталкивались, например, с ножевым ранением, то раневой канал могли проследить и понимать, где он мо­жет заканчиваться, а при минно-взрыв­ной травме это очень тяжело сделать, — подтверждает Вадим Прах.

Порой осколок может не выявлять­ся на СКТ, но вызывать серьёзное кро­вотечение. Врачи городской больницы № 2 вспоминают случай, когда для об­наружения крошечного кусочка металла пришлось делать операцию и полностью извлекать кишечник, чтобы подвергнуть его тщательному рентгеновскому иссле­дованию. В спасении одного человека участвовало всё отделение.

— За время СВО наш коллектив спло­тился, каждый знает, кто на что спосо­бен. По любому звонку — на работу. За оперативной обстановкой следим, как только прилёт, мне как ответственному хирургу идут звонки: «Помощь нужна?». Если да, собираются все: хирурги, трав­матологи, нейрохирурги. Никто не убе­жал, практически все остались в городе, на своих рабочих местах. У всех семьи, все боятся, но делают своё дело, — от­мечает Николай Дорофеев.

А у Вадима Праха теперь есть второй день рождения. О том дне он и сейчас не может вспоминать без дрожи в голосе.

— 1 июля находились с женой дома. Благо, за четыре часа до этого отвезли детей к родителям. Прозвучала сирена, я, как всегда по инструкции, спрятался, и буквально через 5-7 секунд в наш уча­сток и частично в дом попал снаряд. Как только отгремело, побежал искать жену. Кухни и террасы не было, в оставшейся части дома — бардак. В голове промель­кнуло очень многое, в основном плохое. Затем услышал стон откуда-то с огорода и увидел её в отсутствующее окно — ше­велится. Бегу к ней. Голова, руки, ноги на месте, говорить может, спрашивает, что произошло. Быстро осмотрел — вро­де цела. Нашёл осколок в шее. Говорит, печёт. Осколок и правда горячий, достал, сосуды не задеты, гематомы нет, прижал, и побежал спасать остатки хозяйства — за­горелось подсобное помещение, газовую трубу оторвало — надо быстрее пере­крыть. Но испугался тогда очень сильно.

На вопрос, почему тогда не уехал из города, хирург отвечает:

— Да просто не могу я в такой тяжёлый период бросить своих друзей, родствен­ников, просто обычных людей вокруг. Оставшись, я хотя бы кому-то смогу ока­зать помощь. Даже если это будет один человек, то у него есть как минимум род­ственники, которые будут счастливы, что он жив, а это уже немало. К тому же я люблю свою работу и с большим же­ланием и радостью иду сюда. Пусть всё, что сейчас происходит, поскорее закон­чится и пострадает как можно меньше ни в чём не повинных людей!

 

Антон НЕКРАСОВ
ФОТО АВТОРА
Смотрите фильм «Минно-взрывные травмы и гражданские врачи» (18+)

Exit mobile version