К 215-летию со дня рождения Григория Раевского
«Не дай мне бог сойти с ума. Нет, лучше посох и сума», —писал Александр Сергеевич Пушкин в 1830-х годах. В этих строках — ужас перед страшным недугом, ломающим и слабых, и сильных. Сильными принято считать и борцов за свободу того же пушкинского времени — восставших на Сенатской площади декабристов.
Декабристы, сошедшие с ума, — тема деликатная. Некоторые сломались уже во время следствия. Кто-то впал в отчаянное безумие в ссылке в одиночестве. Те, кто отбывал каторгу на совместных работах, живя в общих казематах, перенесли заточение легче. А многих сломили одиночные камеры крепостей, куда запирали «особо опасных». Впрочем, по ошибке туда попадали и безвинные люди, что было не единичным случаем. Петропавловская крепость, Шлис-сельбургская крепость… История одного из братьев Раевских — тому свидетельство.
Младший в большой семье
В селе Хворостянка (ныне Губкинского района) в семье отставного майора, помещика Федосея Михайловича Раевского и его супруги Александры Андреевны, урожденной княжны Фениной, родилось пятеро сыновей и шесть дочерей. Всем им была уготована своя судьба.
Самой известной личностью этого семейства стал третий сын, Владимир Федосее-вич: участие в Отечественной войне 1812 года, «Союз благоденствия», дружба с Пушкиным, стихи, аресты, заключение, ссылка, имя первого декабриста. Мы можем увидеть его на нескольких портретах, один из которых даже принадлежит руке Пушкина. Но, к сожалению, нет ни одного изображения ни братьев, ни сестер. Увы, Владимир Федосее-вич невольно сыграл роковую роль в судьбе своего самого младшего брата — Григория. «Бедный! — писал старший Раевский о брате, — он заплатил жизнью только за подозрение, за любовь к брату!».
Имя Григория Раевского упоминается в официальных документах и важнейших трудах по декабризму. В 1827 году специально для императора Николая I был составлен документ о «злоумышленниках тайных сообществ», и в нем можно найти биографические данные о Григории Раевском. В 1925 году был издан «Алфавит декабристов» к 100-летию восстания на Сенатской площади — там о нем помещена биографическая справка. Но странно — Григорий Федосеевич никогда не был членом тайных декабристских организаций. Он не входил в число восставших на Сенатской площади. Его не судил Верховный уголовный суд, пославший пятерых декабристов на виселицу, а остальных — на каторгу и в ссылку. Так почему же его имя вошло в историю декабризма?
Брат за брата
Когда он только появился на свет — 19 декабря 1803 года, его старшие братья уже учились в Московском университетском благородном пансионе. Ему было всего девять лет, когда они принимали участие в сражениях Отечественной войны 1812 года. Взрослевшему юноше было с кого брать пример. Особенное влияние на его воспитание оказал Владимир. По его примеру в октябре 1819 года Григорий поступил на военную службу, да еще в тот же полк, где служил старший брат. Но спустя год Владимир перевелся в егерский полк и уехал в Кишинев, а младший брат вышел в отставку по домашним обстоятельствам и вернулся в Хворостянку.
А далее речь пойдет о «деле» корнета Григория Раевского. Полный благородных намерений, он пошел на неразумный поступок, который приведет его в итоге к настоящему безумию и скоропостижной кончине.
В 1822 году в Кишиневе Владимира арестовали. Когда эта весть достигла Хво-
ростянки, Григорий решил во что бы то ни стало ехать в Кишинев — он хотел узнать о судьбе брата и помочь ему насколько это возможно. Отец воспротивился: подобная поездка принесет только неприятности. Он отказался давать сыну деньги на дорогу и заявил, что не будет хлопотать о подорожной -без нее полиция могла арестовать путника как бродягу.
Отчаянного юношу не остановил отцовский отказ. Он тайно раздобыл 500 рублей, нашел старую подорожную одного из братьев, Петра, исправил в ней имя, дату и отправился в Кишинев. Но уже в Одессе корнета задержали — конечно, поддельная подорожная выдала себя. На вопрос о причине пребывания в Одессе, Григорий Раевский ответил просто: вышел в отставку, средства не имею, приехал искать работу, а именно место в Ришельевском лицее. Новороссийский генерал-губернатор А.Ф. Ланжерон, лично занимавшийся делом младшего Раевского, сообщил генерал-лейтенанту И.В. Сабанееву, по приказу которого был арестован Владимир, о задержании корнета Григория Раевского.
И снова его подвел старший брат. При обыске у корнета обнаружились рукописные стихи Владимира. Григорий уверял, будто их автор — он сам. Но доказать, кто истинный сочинитель не составило труда. Получив письмо Ланжерона, Сабанеев приказал сличить взятые у Григория стихотворения с черновыми рукописями, изъятыми при аресте у майора В. Раевского. Они оказались идентичными. Стихи приобщили к делу Владимира, а Григория обвинили в попытке нелегальных сношений с арестованным братом.
Граф Ланжерон, уведомляя об этом управлявшего Министерством внутренних дел графа В.П. Кочубея, писал, что Г. Раевский прибыл в Одессу с фальшивыми бумагами в намерении проехать в Кишинев к своему брату майору Раевскому, находящемуся под арестом. И что, хотя по виду не имеет он более 18 лет, но образ мыслей его весьма развращен и непозволителен. Написал граф и отцу братьев. Федосей Михайлович на письмо Ланжерона отозвался, что сын его Григорий, поступив на службу в Малороссийский кирасирский полк, квартировавший в Старом Осколе, имея дурные наклонности, и, будучи движим примерами, совершенно развратился. Сочинял и подписывал письма и другие акты под его руку, задолжал в Курске значительную сумму, промотал все вещи и вышел в отставку без его позволения, а уходя от него в Одессу, взял у управителя его обманом 500 рублей, и, наконец, что по сим огорчениям он лишает его права наследства.
Но при такой нелестной характеристике родителя корнет Григорий ни разу еще не был под судом и штрафов не имел, а к повышению аттестовался достойным. К делу же о тайных обществах не имел отношения и не был к ним прикосновенен.
Узники крепости
И все же «дело» корнета Григория Раевского пошло в Петербург на рассмотрение императора. По высочайшему повелению Александра I 22 апреля 1822 года юноша был отправлен под конвоем в Шлиссель-бургскую крепость, и там, без суда и следствия, его заточили в одиночную камеру.
Узники этой крепости теряли здесь свое имя и фамилию, вместо них им присваивались номера. Сырые и темные изолированные камеры, не больше шести шагов в длину, напоминали могильные склепы. Конечно, для юного Григория Раевского заключение стало убийственным. Он не знал за собой никакой вины, не знал, за что его посадили и выпустят ли когда-нибудь. Человек был брошен в «каменный мешок» и вскоре позабыт. Даже более зрелые и стойкие люди не всегда выносили такую моральную пытку. Корнет Г. Раевский постепенно терял рассудок.
Между тем время шло. Наступил 1826 год. Майора Владимира Раевского после разгрома восстания декабристов перевезли в Петропавловскую крепость. Он глубоко переживал трагедию младшего брата. По прибытии в Петропавловскую крепость, он написал императору Николаю I письмо с просьбой освободить ни в чем не виноватого юношу. Письмо имело свои последствия: шлиссельбургского узника тайно перевезли в польскую крепость Замостье, куда отправили и майора Раевского — чтобы там обоих предать военному суду.
Оказавшись под одной крышей в новом крепостном застенке, братья так и не смогли увидеться. Владимир настойчиво просил о встрече с Григорием, но каждый раз получал отказ. Возможно, главной причиной этих отказов стало умопомешательство корнета. Цветущий когда-то юноша превратился в изможденного, сломленного морально и физически невменяемого больного. При допросах он вел себя как полоумный, называл себя Солисом Анталем, присваивая себе власть над всем миром и небесными духами. Правда, случалось, он на краткие минуты приходил в ясное сознание.
Высочайшее помилование и ранняя смерть
Делом братьев Раевских занимались два царствующих брата императора — Константин Павлович и Михаил Павлович. Именно они наконец решили судьбу майора и корнета. Владимир лишался всех чинов, звания дворянства и был сослан на поселение в село Олонки Иркутской губернии навечно. Григория же признали неприкосновенным к делу брата. Никоим образом он не принимал участия в делах майора и содержался в крепости лишь «по подозрению»… 15 октября 1827 года его освободили из-под ареста и позволили доставить в родное имение под присмотр родственников.
О последних годах его жизни можно узнать из писем его сестер Владимиру в Сибирь. Григорий так и не смог полностью восстановить свои душевные и физические силы, хотя временами его здоровье улучшалось. Он безвыездно жил в родной слободе, много читал, засиживаясь в домашней библиотеке, занимался даже литературным трудом и читал свои сочинения всем приезжающим, за исключением сестер, полагая, что они его не поймут. Бывали дни, когда Григорий находился в полном сознании и забывал о своей болезни. Владимиру он писал редкие, но теплые письма. Но дни бывшего шлиссельбургского узника были уже сочтены. Отставной корнет Григорий Раевский умер в возрасте 27 лет. Похоронили его в семейном склепе.
Незадолго до его кончины одна из сестер Раевских, Александра, писала ссыльному брату в письме от 11 июля 1831 года: «Вы знаете хорошо Григория, он сам находится под надзором родных, то можем ли мы в чем-нибудь положиться на него… может ли он быть опорою семейства, когда сам еще нуждается в защите и покровителе, по воспитанию нашему и благородству родителей наших мы привыкли и стали быть у всех в уважении, то не горько ли нам видеть брата нашего в унижении и даже как и прежде в посмеянии… Впрочем, он очень добр и желал бы, может, что-нибудь для нас сделать, но ничего не может. Ожидал ли кто, что семейство наше было столько несчастливо, что из всех братьев, и таких братьев как мы имели, не было ни одного счастливого!».
Маргарита ТЕРЕХИНА, библиограф
отдела краеведческой литературы универсальной научной библиотеки