О бедном корнете замолвите слово…

К 215-летию со дня рождения Григория Раевского

«Не дай мне бог сойти с ума. Нет, лучше посох и сума», —писал Александр Сергеевич Пушкин в 1830-х годах. В этих строкахужас перед страшным недугом, ломающим и слабых, и сильных. Сильными принято считать и борцов за свободу того же пушкинского временивосставших на Сенатской площади декабристов.

Декабристы, сошедшие с ума, — тема деликатная. Некоторые сломались уже во время следствия. Кто-то впал в отчаянное безумие в ссылке в одиночестве. Те, кто отбывал каторгу на совместных работах, живя в общих казематах, перенесли заточе­ние легче. А многих сломили одиночные ка­меры крепостей, куда запирали «особо опас­ных». Впрочем, по ошибке туда попадали и безвинные люди, что было не единичным случаем. Петропавловская крепость, Шлис-сельбургская крепость… История одного из братьев Раевских — тому свидетельство.

Младший в большой семье

В селе Хворостянка (ныне Губкинского района) в семье отставного майора, поме­щика Федосея Михайловича Раевского и его супруги Александры Андреевны, урож­денной княжны Фениной, родилось пятеро сыновей и шесть дочерей. Всем им была уготована своя судьба.

Самой известной личностью этого семей­ства стал третий сын, Владимир Федосее-вич: участие в Отечественной войне 1812 года, «Союз благоденствия», дружба с Пуш­киным, стихи, аресты, заключение, ссылка, имя первого декабриста. Мы можем увидеть его на нескольких портретах, один из кото­рых даже принадлежит руке Пушкина. Но, к сожалению, нет ни одного изображения ни братьев, ни сестер. Увы, Владимир Федосее-вич невольно сыграл роковую роль в судьбе своего самого младшего брата — Григория. «Бедный! — писал старший Раевский о бра­те, — он заплатил жизнью только за подозре­ние, за любовь к брату!».

Имя Григория Раевского упоминается в официальных документах и важнейших тру­дах по декабризму. В 1827 году специально для императора Николая I был составлен документ о «злоумышленниках тайных со­обществ», и в нем можно найти биографи­ческие данные о Григории Раевском. В 1925 году был издан «Алфавит декабристов» к 100-летию восстания на Сенатской площа­ди — там о нем помещена биографическая справка. Но странно — Григорий Федосеевич никогда не был членом тайных декабрист­ских организаций. Он не входил в число вос­ставших на Сенатской площади. Его не су­дил Верховный уголовный суд, пославший пятерых декабристов на виселицу, а осталь­ных — на каторгу и в ссылку. Так почему же его имя вошло в историю декабризма?

Брат за брата

Когда он только появился на свет — 19 декабря 1803 года, его старшие братья уже учились в Московском университетском бла­городном пансионе. Ему было всего девять лет, когда они принимали участие в сра­жениях Отечественной войны 1812 года. Взрослевшему юноше было с кого брать пример. Особенное влияние на его вос­питание оказал Владимир. По его примеру в октябре 1819 года Григорий поступил на военную службу, да еще в тот же полк, где служил старший брат. Но спустя год Вла­димир перевелся в егерский полк и уехал в Кишинев, а младший брат вышел в отставку по домашним обстоятельствам и вернулся в Хворостянку.

А далее речь пойдет о «деле» корнета Григория Раевского. Полный благородных намерений, он пошел на неразумный посту­пок, который приведет его в итоге к настоя­щему безумию и скоропостижной кончине.

В 1822 году в Кишиневе Владимира арестовали. Когда эта весть достигла Хво-

ростянки, Григорий решил во что бы то ни стало ехать в Кишинев — он хотел узнать о судьбе брата и помочь ему насколько это возможно. Отец воспротивился: подобная поездка принесет только неприятности. Он отказался давать сыну деньги на дорогу и за­явил, что не будет хлопотать о подорожной -без нее полиция могла арестовать путника как бродягу.

Отчаянного юношу не остановил отцовский отказ. Он тайно раздобыл 500 ру­блей, нашел старую подорожную одного из братьев, Петра, исправил в ней имя, дату и отправился в Кишинев. Но уже в Одессе кор­нета задержали — конечно, поддельная по­дорожная выдала себя. На вопрос о причине пребывания в Одессе, Григорий Раевский ответил просто: вышел в отставку, средства не имею, приехал искать работу, а именно место в Ришельевском лицее. Новороссий­ский генерал-губернатор А.Ф. Ланжерон, лично занимавшийся делом младшего Раев­ского, сообщил генерал-лейтенанту И.В. Са­банееву, по приказу которого был арестован Владимир, о задержании корнета Григория Раевского.

И снова его подвел старший брат. При обыске у корнета обнаружились рукописные стихи Владимира. Григорий уверял, будто их автор — он сам. Но доказать, кто истинный со­чинитель не составило труда. Получив пись­мо Ланжерона, Сабанеев приказал сличить взятые у Григория стихотворения с черновы­ми рукописями, изъятыми при аресте у май­ора В. Раевского. Они оказались идентичны­ми. Стихи приобщили к делу Владимира, а Григория обвинили в попытке нелегальных сношений с арестованным братом.

Граф Ланжерон, уведомляя об этом управлявшего Министерством внутренних дел графа В.П. Кочубея, писал, что Г. Раев­ский прибыл в Одессу с фальшивыми бума­гами в намерении проехать в Кишинев к сво­ему брату майору Раевскому, находящемуся под арестом. И что, хотя по виду не имеет он более 18 лет, но образ мыслей его весь­ма развращен и непозволителен. Написал граф и отцу братьев. Федосей Михайлович на письмо Ланжерона отозвался, что сын его Григорий, поступив на службу в Малорос­сийский кирасирский полк, квартировавший в Старом Осколе, имея дурные наклонности, и, будучи движим примерами, совершенно развратился. Сочинял и подписывал пись­ма и другие акты под его руку, задолжал в Курске значительную сумму, промотал все вещи и вышел в отставку без его позволе­ния, а уходя от него в Одессу, взял у упра­вителя его обманом 500 рублей, и, наконец, что по сим огорчениям он лишает его права наследства.

Но при такой нелестной характеристике родителя корнет Григорий ни разу еще не был под судом и штрафов не имел, а к повы­шению аттестовался достойным. К делу же о тайных обществах не имел отношения и не был к ним прикосновенен.

Узники крепости

И все же «дело» корнета Григория Раев­ского пошло в Петербург на рассмотрение императора. По высочайшему повелению Александра I 22 апреля 1822 года юноша был отправлен под конвоем в Шлиссель-бургскую крепость, и там, без суда и след­ствия, его заточили в одиночную камеру.

Узники этой крепости теряли здесь свое имя и фамилию, вместо них им присваива­лись номера. Сырые и темные изолирован­ные камеры, не больше шести шагов в дли­ну, напоминали могильные склепы. Конечно, для юного Григория Раевского заключение стало убийственным. Он не знал за собой никакой вины, не знал, за что его посадили и выпустят ли когда-нибудь. Человек был бро­шен в «каменный мешок» и вскоре позабыт. Даже более зрелые и стойкие люди не всег­да выносили такую моральную пытку. Кор­нет Г. Раевский постепенно терял рассудок.

Между тем время шло. Наступил 1826 год. Майора Владимира Раевского после разгрома восстания декабристов перевезли в Петропавловскую крепость. Он глубоко переживал трагедию младшего брата. По прибытии в Петропавловскую крепость, он написал императору Николаю I письмо с просьбой освободить ни в чем не виновато­го юношу. Письмо имело свои последствия: шлиссельбургского узника тайно перевезли в польскую крепость Замостье, куда отпра­вили и майора Раевского — чтобы там обоих предать военному суду.

Оказавшись под одной крышей в новом крепостном застенке, братья так и не смог­ли увидеться. Владимир настойчиво просил о встрече с Григорием, но каждый раз полу­чал отказ. Возможно, главной причиной этих отказов стало умопомешательство корнета. Цветущий когда-то юноша превратился в из­можденного, сломленного морально и физи­чески невменяемого больного. При допросах он вел себя как полоумный, называл себя Солисом Анталем, присваивая себе власть над всем миром и небесными духами. Прав­да, случалось, он на краткие минуты прихо­дил в ясное сознание.

Высочайшее помилование и ранняя смерть

Делом братьев Раевских занимались два царствующих брата императора — Констан­тин Павлович и Михаил Павлович. Именно они наконец решили судьбу майора и корне­та. Владимир лишался всех чинов, звания дворянства и был сослан на поселение в село Олонки Иркутской губернии навечно. Григория же признали неприкосновенным к делу брата. Никоим образом он не принимал участия в делах майора и содержался в кре­пости лишь «по подозрению»… 15 октября 1827 года его освободили из-под ареста и позволили доставить в родное имение под присмотр родственников.

О последних годах его жизни можно уз­нать из писем его сестер Владимиру в Си­бирь. Григорий так и не смог полностью восстановить свои душевные и физические силы, хотя временами его здоровье улуч­шалось. Он безвыездно жил в родной сло­боде, много читал, засиживаясь в домашней библиотеке, занимался даже литературным трудом и читал свои сочинения всем приез­жающим, за исключением сестер, полагая, что они его не поймут. Бывали дни, когда Григорий находился в полном сознании и за­бывал о своей болезни. Владимиру он писал редкие, но теплые письма. Но дни бывшего шлиссельбургского узника были уже сочте­ны. Отставной корнет Григорий Раевский умер в возрасте 27 лет. Похоронили его в семейном склепе.

Незадолго до его кончины одна из сестер Раевских, Александра, писала ссыльному брату в письме от 11 июля 1831 года: «Вы знаете хорошо Григория, он сам находится под надзором родных, то можем ли мы в чем-нибудь положиться на него… может ли он быть опорою семейства, когда сам еще нуждается в защите и покровителе, по вос­питанию нашему и благородству родителей наших мы привыкли и стали быть у всех в уважении, то не горько ли нам видеть брата нашего в унижении и даже как и прежде в по­смеянии… Впрочем, он очень добр и желал бы, может, что-нибудь для нас сделать, но ничего не может. Ожидал ли кто, что семей­ство наше было столько несчастливо, что из всех братьев, и таких братьев как мы имели, не было ни одного счастливого!».

Маргарита ТЕРЕХИНА, библиограф

отдела краеведческой литературы универсальной научной библиотеки

 

Exit mobile version