Народный артист России, актер БГАДТ имени М. С. Щепкина отмечает шестидесятилетие
В этот вечер на белгородской сцене состоится бенефис в честь ведущего актера щепкинского театра. Поздравить Виталия Старикова в первую очередь придут поклонники его таланта, белгородские зрители. Я тоже его давняя поклонница. С этого признания и начался наш разговор с актером накануне его юбилея.
— Виталий Алексеевич, как зрительница я встретилась с Вами в конце восьмидесятых. Помню вашего бесстрашного и благородного Сирано де Бержерака. Потом были другие, не менее запоминающиеся образы: князь Серебряный, царь Федор, Паратов, Вершинин, король Генри. Если посмотреть на Вашу блестящую театральную карьеру, то кажется, что Вы просто счастливчик, которому всегда везло. Или за успехом стоит что-то другое?
— Я ощущаю это как постоянный труд. У меня всегда была неуверенность в себе. Начать с того, что поехал поступать в Саратовское театральное училище, а не в Москву, как мои друзья из Железноводска, потому что не был уверен в своих силах. Всегда сомневался: смогу ли сравняться с теми людьми, которых видел в кино, на сцене. Если бы меня с первого раза не взяли в училище, я бы никогда второй раз не пошел. Когда учился, каждый семестр дрожал, думая, что меня непременно выгонят. Но семестр пройдет — и слава Богу! Пятерку поставили. Вот вы говорите «везло». Начинал я, как и многие тогда молодые, с роли без слов. Просто проходка. Роль милиционера в «Энергичных людях» Шукшина. Сначала маленькие роли были. Если режиссер в тебе видит искру Божью или труд, упорство, то ты идешь дальше. Если ходишь и впитываешь все, как играют опытные актеры, тогда появится твоя роль, твой режиссер.
— Актерская судьба во многом зависит от режиссера. Вы работали с известными российскими режиссерами: Анатолием и Борисом Морозовыми, Владимиром Андреевым, Валерием Беляковичем…
— Может, в этом мне и повезло, что много лет работаю с умными режиссерами. Я всегда иду за ними. Его трактовка, ответственность на нем. Но умный руководитель видит и мою индивидуальность и исходит из нее. Меня часто спрашивают: какую роль вы бы хотели сыграть? Я никогда в жизни не мог бы ответить на этот вопрос, потому что не знаю. Что, я уверен, что сыграю Гамлета? Да никогда не был уверен. Когда режиссер дает роль, у меня всегда рождаются сомнения: как я буду играть? И если с ними у меня находится общий язык, если я вижу, что его идеи откликаются во мне, мы вместе тогда начинаем что-то делать. Помню, Владимир Казначеев ставил «Леди Макбет Мценского уезда». Я играл Сергея. Наш спектакль был поставлен до гончаровского с Натальей Гундаревой. Потом этот мюзикл тиражировался по всей стране. А наш спектакль был оригинальным. Это была трагедия. Мой Сергей интуитивно осознавал грех и казнил себя за свои грехи. Это я сейчас так рассуждаю, а тогда, конечно, особо не размышлял. Играл, как мне сказали и как душа несла. Был Анатолий Морозов. Когда он предложил роль Раки-тина в тургеневском «Месяце в деревне», я ему сказал: «Ну, какой это герой? Что тут играть?» Он хохотал. И в конце концов мы нашли главное в образе — понятие чести. Свою необузданную любовь-страсть он сумел остановить. Спектакль заканчивается словами Ракитина: «Честь имею». Это осознание чести, совести нашло потом отклик в других моих ролях. Стало программным, что ли.
— В Вашей творческой биографии был период, когда Вы уехали из Белгорода в Ростов-на-Дону. Работали на телевидении. Насколько это был неожиданный поворот?
— Это все было закономерно. Меня всегда привлекала красивая русская речь. В детстве все свободное время слушал радио. Ольгу Высоцкую, Балашова, не говоря о Левитане. И всегда думал, почему у меня так не получается? В училище с удовольствием сценической речью занимался. К нам приезжали Дмитрий Журавлев, Вячеслав Сомов. Это был такой восторг. Когда приехал в Белгород, то сразу пошел на радио и попросил: «Возьмите меня». Меня стали приглашать, когда ведущий Михаил Поляков уезжал, или на литературные передачи Дианы Башвино-вой. Я читал стихи, отрывки прозаические. Это было начало восьмидесятых. В театре тогда было не самое лучшее время. В зале могло сидеть человек пятьдесят. Тоскливо. В это время меня настойчиво стали приглашать на ростовское телевидение. И я подумал, ну, освою еще одну профессию. Уехал. Параллельно учился в университете, на курсах в институте Всесоюзного радио и телевидения. Руководителем группы был Игорь Кириллов, а моим наставником Евгений Кочергин. Мне нравилась эта профессия.
— Некоторые критики отмечают, что в конце девяностых стал меняться Ваш актерский почерк. Вы стали играть не просто зрело, а очень эмоционально. Король Генри в спектакле «Лев зимой», князь Владимир в «Крестителе», Геннадий Несчастливцев в «Лесе». Тема духовного пути человека все явственнее звучала в Ваших работах. Вы связываете это с тем, что Ваша духовная жизнь обогатилась православием?
— Скорее, обратная зависимость. Не потому что, как говорят, увлекся религией, а к религии пришел, потому что… время пришло. Интерес к религии был всегда: на гастролях по области впечатляла красота храмов. Потом на телевидении стал делать передачу «Истоки». Что снимать? Три дома старых? Остальное-то — храмы. Вот так незаметно и пришла вера ко мне. Но совсем не вдруг. И роли мои мне помогли. Помню, от роли князя Владимира я сначала отказался. Аргументировал, что пьеса слабая, что бесовщина сплошная, которая завершалась притчей о выборе веры, и никакой духовной внутренней работы князя Владимира. Молитвой — подлинной молитвой князя Владимира — завершили спектакль.
— Вы родились на Ставрополье, учились в Саратове, работали в Ростове-на-Дону. Долгое время живете в Белгороде. Чувствуете ли Вы себя белгородцем?
— Полностью. Абсолютно. Я на Кавказ приезжаю с удовольствием. Но и с грустью. Всегда меня печалило то, что в то время, как в Белгороде было все красиво, ухожено, выглажено, там — разбитые ступеньки или долгострой в центре города. И сердце щемило. Но я даже не представляю, я бы не смог там жить. Да, природа красива. Но Белгород, родной, свой город. Он замечателен атмосферой. А создает ее кто? Люди, руководство, умное руководство. Здесь очень много делается для человека.
— Сегодня острый спор идет по поводу современного театра. Недавно наш прославленный актер, режиссер Табаков высказался, что, если люди идут на спектакль, если он приносит доход, почему бы его не ставить, даже если в нем есть пошлость.
— У нас театр нравственный. Слава Богу. И Слободчук твердо отстаивает эту позицию. Это не значит, что мы вообще не можем говорить о грехах, пороках. Не в том дело — но к чему мы зовем. В любом случае спектакль — это призыв. Он заставляет думать. Это моя позиция, сегодняшнего меня.
На фото:
Виталий Стариков в роли Мориса в спектакле на Малой сцене «Старинная лампа».
Фото из архива БГАДТ им. М. С. Щепкина
